То — Лондон, о мечта! чугунный и железный,

Где стонет яростно под молотом руда,

Откуда корабли идут в свой путь беззвездный —

К случайностям морей, кто ведает куда!

Вокзалов едкий дым, где светится мерцаньем,

Серебряным огнем, скорбь газовых рожков,

Где чудища тоски ревут по расписаньям

Под беспощадный бой Вестминстерских часов...

Такими суровыми, мрачными красками в сборнике «Города-спруты» еще в 1895 году, задолго до охватившей планету повальной урбанизации, описал столицу Англии бельгийский поэт Э. Верхарн (1855—1916).

Музиль иронизирует, создает сатиру (или точный портрет?) грядущей жизни землян: «...едят на ходу, развлечения собраны в других частях города, и опять же в каких-то других стоят башни, где находишь жену, семью, граммофон и душу. Напряженность и расслабленность, деятельность и любовь точно разграничены во времени и распределены после основательной лабораторной проверки...»

Когда три «взрыва», потрясшие XX век,— атомный, информационный и демографический (после были еще энергетический и экологический кризисы) — породили у людей новое мироощущение, заставили отчетливо осознать, как все-таки мал масштаб их родной планеты.

И достойно удивления, что задолго до всех этих потрясений веяния перемен, флюиды новой, насыщенной технологическими грозами атмосферы уловили те, кто, казалось бы, был очень далек от науки и техники, кто создавал симфонии, романы, поэмы, кто на лоне сельских красот искал мотивы для новых полотен.

Подобное увлечение не было случайностью. Другой основатель импрессионизма, Э. Мане (1832— 1883), также настойчиво искал в жизни ростки нового. За год до смерти, уже будучи больным, он рассказывал, как однажды взобрался на паровоз, в будку машиниста и кочегара: «Эти два человека представляли замечательное зрелище. Эти люди — вот современные герои! Когда я выздоровею, я напишу картину на этот сюжет!..»

Январь 1924 года. В третьем номере журнала «Красная нива» напечатано стихотворение В. Маяковского «Протестую!». Оно было очень необычным и начиналось так:

Я ненавижу человечье устройство, ненавижу организацию,
Вид и рост его. На что похожи руки наши?..
Разве так машина уважаемая машет?..
Представьте, если б шатунов шатия
чуть что — лезла в рукопожатия...

Поразительные строки! В те годы поэт энергично громил Керзона, Вудро Вильсона и разных прочих «буржуев», боролся на страницах «Комсомолки» с бюрократами, хулиганами и пьяницами, защищал от доносов и наветов рабкоров, берег от кулацких пуль бесстрашных селькоров.

Приветствовал «метрошку» (в Москве тогда только началось строительство «метропо литании»), агитировал за самолеты для мужика. В общем, он всячески «выволакивал будущее».

И вот среди нэпманских будней тех дней неожиданно возникают строки, которые как бы прямо адресованы нам, далеким потомкам поэта, людям конца XX века.

Завидуя «блиндированному автомобилю», Маяковский сокрушался по поводу людской слабости:

Мозг нагрузишь до крохотной нагрузки,

и уже захотелось поэзии... музыки...

Довольно! — зевать нечего:
Переиначьте конструкцию рода человечьего!
Тот человек, в котором цистерной энергия — не стопкой,
Который сердце заменил мотором,
Который заменит легкие — топкой...

Поэт видит совсем нового человека. Поэтическим взором он проникает за завесу времен. Рисует образ землянина, способного посоревноваться с любой машиной, не уступив ей ни в чем:

Чтоб утром весело стряхнуть сон,
Не о чем мечтать, гордиться нечего.
Зубчиком вхожу в зубчатое колесо
И пошел заверчивать.
Оттрудясь, развлекаться не чаплинской лентой,
Не в горелках резвясь, натыкаясь на грабли, —
Отдыхать, в небеса вбегая ракетой.
Сам начертил и вертись в параболе.

В древности мощность орудий была соотносима с силой человека. Тогда каждый инструмент, захват, рукоять были как бы продолжением рук и ног, составляли с ними одно нераздельное целое.

Перемены начались, когда пришел окутанный паром, в лязге и грохоте, в угольной пыли XVIII век. Люди-карлики вынуждены были приноравливаться к машинам-гигантам, к их чудовищным конструкциям и бешеному темпу. Человек, казалось, превращался в безличный придаток всевозможных устройств техники.

Но вот пришла вторая мировая война. Анализ ошибок дежурных на радарных станциях — «провалы» внимания, задержка реакций — заставил наконец обратить внимание и на человеческий фактор. Авиакатастрофы, гибель кораблей, столкновения автомашин, травмы на производстве...

Неисчислимые потери несло общество из-за ошибок людей-операторов, управляющих машинами. Теперь уже характеристики машин необходимо было подгонять, приспосабливать к особенностям природы человека.

Однако в те годы тон задавали кибернетики, создатели первых «умных машин». «Эти беды — явление временное,— твердили они,— скоро будут созданы «заводы на замке», полностью автоматизированное производство, проблема «человек-машина» решится сама собой».

Увы, прогнозы эти не оправдались. Машинам без человека обойтись трудно. В этом легко убедиться: да, человек слаб, медлителен, быстро устает, у него нервы, он может сорваться, поддаться чувствам. Но и машина сильна не во всем. Она слепа, прямолинейна, не умеет исправлять ошибок, учиться и, главное, совершенно теряется в непредвиденных ситуациях, лишена интуиции, не способна мыслить творчески, нестандартно.

Не соперник, а сотрудник, не слуга, а хозяин, командир, решительный, инициативный, изобретательный — таким мыслится человек-оператор. Именно в этом «амплуа» он становится все более необходим.

И она пришла. Как раз вовремя! Так же, как в нужный час появились дифференциальное исчисление, двигатель внутреннего сгорания, бензиновый мотор, столь необходимый аэроплану. И сейчас, осознав хрупкость, уязвимость собственного мозга, его ограниченность, оценив острую необходимость укрепления его сил, человек собирается усилить свой ум такими техническими средствами, которые способны беспредельно совершенствоваться. А стало быть, обручившийся с компьютером человек сможет угнаться за изменчивым, быстро эволюционирующим миром Вещей и Машин.

У нас в стране объявлен компьютерный всеобуч, в школах начали вводить преподавание информатики, понимание ее основ, а умение общаться с ЭВМ стало вскоре своего рода «второй» грамотностью каждого образованного советского человека.

Во многих странах для школьников были открыты «компьютерные лагеря», где они во время летних каникул, отдыхая, могли попутно знакомиться с электроникой, слушать «компьютерные курсы». Такие лагеря есть и у нас. К примеру, в 1987 году Всесоюзный компьютерный лагерь обосновался в городе Переславле-Залесском на базе Института программных систем АН СССР.